Translate

пятница, 3 июня 2016 г.

Дар. 76 часть

Виктор Мирошкин
Дар. 76 часть




В поисках следов исчезнувшего гостя Молимо дважды прошелся по краю поляны, не заходя в лес, внимательно всматриваясь в сочное разнотравье. В двух местах обнаружил слегка потревоженные растения. Заметил там же почти полное отсутствие росы. Затем сошел с поляны и еще раз прочесал край леса, ища надломленные ветки. И снова нашел видимые подтверждения в тех же местах - в притоптанных, покалеченных стеблях лесной травы тоже содержалась подсказка для опытного глаза.

Немного сбивал с толку выход на главную тропу, где вчера вечером они оба хорошо «постарались» как следует наследить, но утренняя роса там всё же была.

Определив зону основного внимания, Молимо осторожно прошелся вдоль предполагаемой цепочки следов гостя еще раз, стараясь ничего не затаптывать. А когда приблизился к опасному обрыву, вдруг невольно предположил худшее и тут же мысленно попросил Духов леса не губить Энтони. Даже если тот сделал что-то дурное по глупости.

До этого момента Молимо двигался тихо и не кричал. И только теперь, у обрыва, все же, выкрикнул имя - «Александер!», хорошо помня о наставлении Аванигижига про конспирацию. Даже в густом лесу стоило опасаться чужих ушей. Прислушался.

В ответ ничего подозрительного не услышал, как ни напрягался. Повторный зов тоже ничего не дал.

Вождь кричал именно там, где надо, но лучше бы Молимо кричал имя «Энтони», а не «Александер» - тогда бы было несравненно больше шансов, что услышав сквозь полудрему свое имя, гость, отключившийся под обрывом у реки, всё же очнется. А так сквозь сон ему слышалось только что-то не требующее особого внимания. И этот далекий зов «Александера» воспринимался спящим всего лишь общим фоном. Тем более, что захвативший внимание сюжет сна раскрывал перед Энтони широкую возможность выбора интересных и срочных действий, ведь во сне многое кажется невероятно важнее яви.



После своих выкриков Молимо задумался, - «Вниз к реке в этом месте без страховки нельзя, и что-то рассмотреть внизу из-за густой растительности тоже нельзя… Можно спуститься к реке в другом месте и пройтись под обрывом, но это долго и… придется лодку использовать». Молимо отогнал от себя мысль, что гость настолько неосторожен, что по собственной инициативе станет испытывать Судьбу в таком опасном месте. Хотя следы так и говорили - Энтони мог здесь побывать…

Через некоторое время раздумий Молимо уже допускал, что гость мог уйти из дома в любое время ночи. Ведь его отсутствие было замечено только утром. Потом вождь посчитал, что гость просто из любопытства прошелся здесь рано утром, оставил следы, а потом уже...

Но последующие события сформулировать не удавалось, а исчезновение показалось загадочным и совершенно не объяснимым.

Молимо постепенно стал винить себя за непредусмотрительность, - «Мог бы и догадаться – этот непоседа явно себе на уме… Никто кроме меня не виноват. Экскурсовод, называется… Стоп. Надо срочно что-то решать – искать вдоль реки или еще раз посмотреть здесь. И тропу… Нет, пробегусь понизу». Молимо рванулся к знакомому спуску к реке, но на полпути вдруг остановился и решил еще раз перепроверить дом.

В доме гостя не оказалось, и Молимо решил наскоро переговорить с Аванигижигом по телефону...

А гость в это время просто спал под убаюкивающее журчание реки. Надо сказать, что сновидения Энтони непостижимым образом переплелись со снами Генри Вилдинга и Фреда Слейтера. Так получилось, что все трое в своих индивидуальных снах словно участвовали в одном общем ярком событии, хорошо и красочно развернутом перед всеми тремя спящими. А видели они все следующее – некая бездонная шахта мощно увлекала огромную кабину лифта вниз, и что-то было не так в этом движении.

На сбой системы намекало большое черное табло, вмонтированное в потолок, на котором желтые большие цифры, нервно сменяли друг друга, указывая на пролетающие этажи. И больше всего тревожило то, что цвет цифр постепенно становился все более угрожающе красным. При этом сам экран поблескивал отражением всполохов невидимого огня, языки которого так же зловеще играли на блестящих глазах людей в лифте. Людей было много.
  
Каждому из присутствующих казалось, что неполадки видит только он один, а остальные просто заняты собой. И каждый мужественно не показывал своего страха перед ситуацией. Таким образом, все находящиеся внутри кабины не паниковали, ведь здесь были только настоящие мужчины.

Сдержанные джентльмены красиво улыбались, поглядывая друг на друга, желали вызвать у окружающих приятное впечатление о себе. Но изредка их глаза украдкой, как бы непринужденно скользили по цифрам на потолке.

У всех трех спящих возникали одни и те же вопросы – «зачем я здесь», «когда остановка», «кто эти люди». И пока ни на один из вопросов не находился ответ. Даже одежда ничего не говорила о людях, выглядела буднично обычной.

Ни Генри, ни Фред, ни Энтони ничем не выделялись из общей массы. Никто из троих не замечал вокруг знакомых лиц, да и вглядываться не приходило в голову.

А между тем лица всех мужчин постоянно менялись. И все попутчики видели эти плавные смены «масок».

Постоянное перелицевание не вызывало ни у кого приступов удивления, словно это было совершенно обычным делом. Зато всё сильнее волновало поведение табло на потолке. Не замкнутость в лифте, не быстрое движение кабины вниз, а именно поведение табло сильно раздражало. Всем казалось, что этот экран неуверенно управляет их движением в некую особую неизвестность.

Изредка черное стекло потолочного экрана светлело и чем-то напоминало окно во внешний Мир, где было откровенно жутковато из-за отблесков красного огня.

Вдруг без всяких причин в один момент само по себе распространилось мнение, что остановка лифта зависит от некоего общего решения всего разнокалиберного мужского коллектива, вынужденно собранного в одном месте, в одно время.

И тут все трое спящих, Генри, Фред и Энтони, отчетливо поняли невозможность такого согласованного решения. Причем Энтони принял это с горечью. Однако не сдался, а стал думать над выходом из положения. И во что бы то ни стало. Одновременно ожидал заметить на лицах попутчиков проблески дружелюбного настроения, словно мужчины должны были бы каким-то образом уже догадаться о его мыслях и оценить его рвение во благо всех.

Энтони смотрел по сторонам и действительно находил сочувствующих, хватал таких за руку и увлекал за собой, соединял в некий странный хоровод. Он чувствовал, как у него хорошо получается. Однако его сильно мучило, что лица постоянно менялись, и люди неожиданно вырывались из общей цепи, уходили в сторону. Поэтому Энтони нервно ускорялся, прикладывая лишние усилия.

А продолжающееся падение лифта в бездну его уже почти не волновало. «Совместно можно подняться с любой глубины», - логично рассуждал он, - «Только бы включить общий смысл», - повторял Энтони, не отдавая себе отчета в том, что же такое сейчас этот «общий смысл».

Все тело уже болело от толчков и суеты, но Энтони понимал, что сейчас не это главное, можно и потерпеть.

В отличие от Энтони, Фред не принял идею действовать вместе, чувствовал себя обиженным и задумал остановить лифт как можно быстрее, лично возглавив «команду». Твердил себе, что с него хватит терпеть, и для победы надо просто уничтожить несогласных с его мнением.

Претворяя в жизнь свой план, Фред принялся искать какое-нибудь оружие под ногами и в своих карманах. Он был уверен, что в умелых руках оружием может стать всё, что угодно. «Меня так учили…», - оправдывал себя Фред, - «А мертвец не бывает против…».

Карманы казались ему бездонными и пустыми складами, в которых можно заблудиться, а под ногами виделась густая трава. И Фред бросил прочесывать карманы, а сосредоточился на поисках оружия в высокой траве, почти в кустах, опасаясь, что неожиданно травяной покров закончится лысой пустыней, где точно ничего не найдешь.

И Генри, обиженный на Судьбу точно так же, как и Фред, тоже принял решение уничтожить присутствующих, но только всех. Непременно всех и разом. Как ему казалось, он один догадался, что движение лифта вниз – это проход в Мир кладов и даров. «А разве таким шансом можно делиться?», - зло недоумевал Генри.

Ко всему прочему его злило, что было невозможно сосчитать количество присутствующих. Поэтому Генри не мог определиться с методом воздействия, то есть с оружием, которое несомненно должно у него появиться после подсчета лишних в этом лифте. А пока что он, стараясь не привлекать внимание, искал способ возвыситься над толпой этих неудачников, чтобы сверху сосчитать поголовье.

В результате своих действий все трое постепенно пробирались к центру кабины. И в итоге их руки почти одновременно схватились за один и тот же предмет – это был железный шест, упирающийся в потолок рядом с экраном. Все трое, не глядя друг на друга, не замечая конкуренции, стали пытаться карабкаться вверх по блестящей серебром поверхности шеста. Однако ни у кого из троих ничего не получалось - они просто тупо толкались, не причиняя друг другу вреда. Не замечая соперников, удивлялись своей неловкости - тому, что не могут обхватить шест.

Энтони думал, что сверху сможет привлечь к себе наибольшее внимание, где и объявит о спасении через совместное решение взяться за руки в хоровод для «общего смысла».

Фред с самого начала принял шест за огромную автоматическую винтовку, к которой его что-то не пускает. Поэтому пытался ухватиться за нее и руками и ногами. Великий размер оружия приводил его в восторг.

Генри же собирался взобраться наверх и дать мысленную команду откинуть пол, словно огромную крышку или люк, чтобы все высыпались отсюда. Он пока не знал, как это сделать, и какая будет команда, но был твердо уверен, что по его внутреннему желанию именно так и произойдет. А сейчас главное взобраться над толпой.

Суета трех активистов, наконец, привлекла общее внимание мужчин в лифте. Расступившись и образуя свободный круг, все стали смеяться и подзадоривать толкающихся.

А соперники у блестящего шеста, в свою очередь, почувствовали себя женщинами, стремящимися показать программу собственного стриптиза. И даже внешний вид трёх толкающихся изменился, отчетливо напоминая стриптизерш.

Произошедшим переменам ужаснулся только Энтони, подумавший о том, что стриптизером быть не хочет, а уж стриптизершей… И его секундная задержка позволила двум другим «танцовщицам» обнять шест поплотнее, загородив блестящий «инструмент» от третьей «конкурентки». Таким образом только двое продолжили активно толкаться, общими усилиями полуобнимая шест и заодно друг друга, на радость смеющейся рублики.

Вскоре второй выпала из соревнования «танцовщица Фред», решившая схитрить и вырвать гигантскую винтовку в тот момент, когда противница, которую Фред уже отчетливо чувствовал, посчитает, что побеждает и повернется спиной. Фред ослабил хватку и немедленно был откинут в сторону мощным толчком соперницы.

Победивший Генри принял вид мужчины и сразу полез наверх, чем сильно удивил Фреда, подумавшего, что противник зачем-то непременно хочет сесть на острый штык, ничего другого на ум не пришло.

Все теперь смотрели на карабкающегося вверх Генри и молчали, думая каждый о своем.

А Генри не совсем легко, но уверенно двигался по шесту, стремясь под купол высокой кабины. Он торжествовал.

Через некоторое время, посмотрев вверх, а затем вниз, Генри ужаснулся – оказалось, что всё это время он лез по бикфордовому шнуру, уже подожженному снизу. Выбора нет – надо быстро лезть наверх и там оборвать шнур.

Однако, когда Генри снова взглянул наверх, то увидел прямо над собой черное брюхо огромного самолета с открытой дверью, которая раньше выглядела таблом. Шнур уходил в зияющее квадратное отверстие.

Самолет нависал над ним, придавливая своим темным и неприветливым видом.

Теперь Генри уже боялся смотреть вниз, ожидая увидеть нечто еще более непредсказуемое. Он упрямо, но уже не совсем уверенно продолжал лезть наверх, пытаясь понять – ждут ли его. Стараясь непрерывно глядеть на открытую дверь и в черную дыру прохода в фюзеляж, «победитель» жаждал подсказки, намека. Отчетливо вспомнился прежний сон с этим же самолетом.

«Там этот… старик... стой… Мне туда… туда…», - упрашивал Генри, но дверь-табло вдруг захлопнулась, цифры обнулились.

Генри с ужасом стал ожидать обрыва шнура, ожидая характерный звук рвущейся веревки.

И он его услышал, проснувшись в ужасе, что его кинули. И не просто кинули, а выбросили в руки толпы внизу, в руки мужиков, которые непременно над ним, как над женщиной, надругаются.

Почти в то же мгновение проснулся и Фред, понявший, что «винтовка» улетела в черное небо, а оттуда падает бомба, которая порвет его, славного парня. Фред не пожелал познать такое недоразумение и проснулся.

Только Энтони продолжал спать и смотрел по сторонам, ища свой шест, который незаметно для него исчез из поля зрения. Он видел, что хаос, возникший в лифте, не дает никаких шансов объединить усилия. Оказалось, что шест был осью порядка. Каждый теперь старался побольнее его задеть, приходилось уворачиваться. Было уже трудно дышать.

Процесс брожения коллектива казался безконечно пустым, но Энтони упрямо, до последнего момента «держал внимание» на лицах, ища признаки осознанности в глазах обезумевших мужчин, пока не проснулся в напряженной позе, уткнувшись лицом в листья и упираясь руками в землю.

Все трое проснувшихся из яркого сна помнили почти всё и некоторое время переживали.

Фред Слейтер быстрее всех вышел из ступора и постарался поскорее выбросить «дурацкий осадок» из головы и заняться важными делами. Но, успешно забыв про сон, вскоре опять ужаснулся, вспомнив произошедшее накануне ночью…

А Генри, отойдя от шока, сладко потянулся в своей супертехнологичной постели и вдруг понял, что сон напрямую диктует ему, как поступать. Так и виделся выбор – вниз к неограниченным ресурсам или наверх к сумасшедшим в своих возможностях старикам. Генри ожидал увидеть «наверху» исключительно стариков с дарами.

Еще через несколько минут раздумий будущий властелин решил посоветоваться о последнем сне со своей индианкой. И хотя невероятно сильно хотелось услышать трактовку «колдуньи» прямо сейчас, Генри не стал горячиться, а отложил сладкое на попозже. А для памяти, не вылезая из постели, записал в планшет ночные впечатления.

Ну, а Энтони после просыпания показалось, что он, всё же, рухнул в бездну вместе с лифтом – всё тело по-настоящему болело. И хотя было светло, он не понимал того, что видит - глаза несчастного сильно слезились и слезы искажали увиденное. Руки слушались с трудом, причем одна рука, левая, чувствовалась вывихнутой в плече и, кажется, уже припухла.

Энтони стал восстанавливать в голове последние события, не делая никаких лишних движений. «Только бы не приползла змея», - промелькнуло в голове.



Комментариев нет:

Отправить комментарий